В науке было высказано мнение, что Тертуллиан, первый писавший по-латыни христианский автор конца II - начала III века из Карфагена, «не знает или не хочет знать» труды своего современника Климента Александрийского. Попробуем выяснить, было ли возможно такое знакомство в принципе. Известно, что Тертуллиан следил за происходящими в мире событиями: его заметки в «Апологетике» (далее - Apol.) об одном эпизоде войны с маркоманнами и о смерти Марка Аврелия около Сирмия говорят в пользу того, что он был осведомлен в международных делах (Apol., 5, 6; 25, 5). О том, что он знал о положении вещей в Империи, можно заключить также из его слов о соперниках императора Септимия Севера Нигере, Альбине и их сторонниках, (Apol., 35, 9-11). Тертуллианом интересовался новостями и в церковной жизни: доказано использование им сочинений Иустина, Татиана, Теофила и Иринея; следовательно, он не оставлял без внимания творчество своих старших современников-апологетов.

«Увещевательное слово к эллинам (то есть язычникам)» Климента (Προτρεπτικος <λογος> προς 'Ελληνας, далее - Protr.) появилось около 192-го года: в «Строматах», которые, вероятно, были написаны позднее «Протрептика», Климент говорит о смерти императора Коммода (192 г.) как о недавнем событии (Строматы, I 144, 1-145, 5). «Апологетик» же Тертуллиана (Apologeticum <verbum>, то есть ’Απολογητικος λογος) увидел свет в 197-м году: Й. В. Ф. Борлефс на основании слов о продолжающихся преследованиях сообщников Альбина и Нигера (Apol. 35, 11) заключает, что «Апологетик» был написан немного позже июня 197-го года, после возвращения императора Севера в Рим. На основании ссылки на «мавров, маркоманнов и самих парфян», которых христиане, распространившиеся по всему свету, якобы превосходят численностью и при желании могли бы быть более опасными (Apol. 37, 4), можно заключить, что Тертуллиан работал над «Апологетиком» до начала войны с парфянами, которая началась осенью 197-го года и оказалась несложной. Итак, Тертуллиан мог быть знакомым с «Протрептиком» Климента. Был ли он знакомым с этим сочинением в действительности?

Более раннее сочинение Тертуллиана, которое Хагендаль называет «несовершенным эскизом» «Апологетика», называлось «К язычникам» (Ad nationеs, далее - Ad nat.). Из известных карфагенскому автору греческих апологий похожее заглавие имело «Слово к эллинам» Татиана (Ο προς 'Ελληνας λογος) Кроме названия, существует несколько других общих черт у сочинений Тертуллиана и Татиана, в том числе, малое количество библейских цитат, использование риторических примеров и другое. Вообще надо заметить, что из всех ранних греческих апологетов ближе всего Тертуллиану именно Татиан. Оба писателя заявляли о своем неприятии языческой культуры вообще и философии в частности. Оба в конце концов отошли от ортодоксального христианства. В. Френд называет Тертуллиана западным двойником (Western counterpart) Татиана. По всей видимости, при создании своего первого труда Тертуллиан в некоторой степени ориентировался на «Слово» Татиана.

Причина изменения названия у переработанного сочинения не может заключаться только в изменении содержания: в более поздней работе выдвигается не меньше обвинений против язычников и приводится не больше доводов в защиту христиан, чем в более ранней. Для Тертуллиана были важны, вероятно, ассоциации, которые возникали при прочтении заглавия. «Апологетик» отсылает нас, с одной стороны, к двум «Апологиям» Иустина (ориентировавшегося, вероятно, на платоновскую «Апологию Сократа») и к «Апологии» Апулея; с другой стороны, к «Протрептику» Климента. Следует отметить, что названия тертуллиановских сочинений довольно однотипны: 4 из дошедших до нас начинаются словом «К…» (Ad…), 5 - словом «Против…» (Adversus…), 20 - словом «О…» (De…); «Апологетик» и «Скорпиак» (ср. «Θηριακα» Никандра) - два единственные неповторяющиеся названия.

Сопоставив тексты «К язычникам» и «Апологетика», посмотрим, не повлияло ли прочтение Тертуллианом «Протрептика» в период между написанием этих двух латинских сочинений на внесение им некоторых изменений в свою работу. Поскольку одни и те же элементы в трудах греческих и латинских апологетов могли появляться благодаря использованию ими некоего общего автора или авторов, во внимание будут приниматься лишь те похожие детали в «Протрептике» и «Апологетике», которые отсутствуют у других защитников христианства. При сопоставлении текстов следует иметь в виду, что Тертуллиан изменял все, что брал у других христианских и языческих писателей, «так как все подчинял совершенно новой системе защиты». Поэтому не следует ожидать появления в «Апологетике» буквальных заимствований из «Протрептика».

Размеры статьи не позволяют отметить все исправления, внесенные Тертуллианом в новое произведение. Отметим, что из «Апологетика» исчезли пассажи, в которых содержалось противоречие со словами Климента. Так, в этом сочинении нет слов о похищении жрицы Цереры (Ad nat. II 7, 15; у Климента Элевсинским мистериям уделено большое внимание); нет рассказа о Псамметихе и младенцах (Ad nat., I 8, 2-9, ср.: Protr., 1, 6, 4: «Пусть на фригийцев как на древнейших людей указывают вещие козы») и отсутствует отождествление библейского Иосифа с Сераписом (Ad nat. II 8, 10-19, ср.: Protr., 4, 48, 1-6). Климент приводит версию Афинодора, согласно которой ваятель Бриаксид создал для египетского фараона Сесостриса статую его предка Осириса, использовав при изготовлении средство, оставшееся от погребения Осириса и Аписа. В результате получился Сарапис (Protr., 4, 48, 4-6). Истолкование божества как библейского персонажа для Тертуллиана является чрезвычайно редким. Существует мнение, что здесь он идет в русле иудейской апологетики, поскольку Сераписа с патриархом Иосифом отождествил живший в Тивериаде в эпоху Антонинов раввин Иуда бен Илай. Тертуллиан отступил от своего правила видеть в богах обожествленных преступников скорее всего потому, что он просто не знал иных историй о происхождении этого эллинистического божества. Прочитав у Климента другую, более соответствующую разоблачению Сераписа версию, Тертуллиан предпочел не исправлять свою «ошибку», а просто убрать ее из текста.

По мнению Т. Д. Барнеса, при написании сочинения «К язычникам» Тертуллиан не до конца осознавал необходимость соединять материал, заимствованный у христианских и языческих авторов, и ссылался лишь на Вергилия, Геродота, Платона, Гомера, Тацита и Ктесия. В «Апологетике» он называет уже более тридцати языческих имен. Климент, ссылающийся на огромное количество античных писателей и поэтов, вполне мог послужить здесь образцом для Тертуллиана.

Рассмотрим отрывки, появившиеся в «Апологетике», но отсутствовавшие в первом сочинении карфагенского автора, и сравним их с похожими отрывками из «Протрептика».

1. В словах Тертуллиана «<…> чтобы устыдились, обвиняя, - не говорю, худшие лучших, - но уже равных себе (non dico pessimi optimos)» (Apol. 4, 1) можно услышать отголосок пассажа из «Протрептика»: «Вы же, во всех отношениях лучшие (αμεινος), боюсь сказать, худшие (ονω δε ειπειν χειπους), чем египтяне» (Protr. 2, 39, 6).

2. Оба приведенные ниже пассажа помещены в главы, где речь идет о демонах:

«В самом деле, место не делает из жертвы убийства жертвенное животное. Если кто-нибудь Артемиде и Зевсу на жертвеннике, в священном месте, а не на большой дороге Гневу и Сребролюбию, другим похожим на этих демонам, заколет человека, объявив его жертвенным животным, - не священнодействие такая жертва, но душегубство и человекоубийство»

(Protr. 3, 42, 9).

«Различие мест, думаю, приводит к тому, что вы считаете богами благодаря храмам тех, которых в другом месте богами не называете; что по-иному вам кажется безумствующим тот, кто носится по священным башням, по-иному тот, кто прыгает по соседним крышам; что иная сила объявляется в том, кто рассекает половые органы или руки, иная в том, кто рассекает себе горло. Одинаков итог безумия и одна побуждающая причина» (Apol. 23, 3). Ср.: <…> относительно детоубийства нет отличия, совершается ли оно в таинствах или произвольно <…>”

(Apol. 9, 6).

3. Климент следующим образом заменяет культовые эпитеты Зевса: «Хорош же Зевс-Прорицатель, Ксений, Гикесий, Мейлихий, Паномфей, Простропей! Скорей уж он - Обидчик, Беззаконник, Преступник, Нечестивец, Бесчеловечный, Насильник, Растлитель, Прелюбодей, Сладострастник» (Protr. 2, 37, 1). Кроме того, александрийский писатель, как было сказано выше, «придумывает» новых богов, «Гнев и Сребролюбие» (Protr. 3, 42, 9). Такой авторский прием очень напоминает создание Тертуллианом «богов» Сокордия (от латинского слова socordia «нерадивость; тупоумие») и Танатия (от греческого θανατικος ‘смертельный; роковой’) (Apol. 23, 6). Вероятно, так он именует спутников Эскулапа, среди которых были 'Υγιεια (‘Здоровье’) и Τελεσφορος (букв.: ‘Приносящий конец’).

4. И в «Апологетике» (50, 1-2) и в «Протрептике» (11, 116, 2-4) христианин сравнивается с солдатом.

Далее представлены отрывки из сочинений Тертуллиана и из «Протрептика», под влиянием которого могли возникнуть изменения в «Апологетике»:

1. В сочинении «К язычникам» речь идет о вздорности мнения, согласно которому власть над миром римлянам за их набожность дали боги. В «Апологетике» упоминание о Крезе появляется в контексте демонологии.

«<…> подданный Адмета увеличивает империю для римских граждан и одновременно подводит своего достойного почитателя Креза, обманывая его двусмысленным предсказанием»

(Ad nat. II 17, 9). «С какой изобретательностью демоны в оракулах подгоняют двусмысленность <ответа> к результату, знают Крезы, знают Пирры»

(Apol. 22, 10).

В главу, посвященную демонам, анекдот о Крезе был помещен и у Климента: Феб «предал своего друга Креза и <…> привел его через реку Галис на костер. Проявляя так свое благорасположение, демоны ведут своих почитателей в огонь» (Protr. 3, 43, 3).

Тертуллиан в первом своем сочинении не упоминал Солона и Кира: «Фалес Милетский Крезу, донимавшему его вопросами о том, что он думает о богах, ответил ‘ничего’ после того, как несколько раз получал отсрочку для обдумывания» (Ad nat., II 2, 11). У Климента встречается противопоставление Кира и Солона «Аполлону прорицателю» (Protr. 3, 43, 2 и 4). В «Апологетике» появляются оба этих имени: «Захария жил в царствование Кира и Дария, при которых Фалес, первый естествоиспытатель, не смог ответить донимающему его вопросами Крезу ничего достоверного о Божестве, будучи смущенным словами пророков. Солон этому же царю объявил, вторя пророкам, что нужно иметь в виду конец долгой жизни» (Apol., 19, 4). Климент словно бы напоминает Тертуллиану об известном античном анекдоте, пропущенным тем в раннем сочинении. Заметим, что Тертуллиан, согласно Т. Д. Барнесу, заимствовал у греческих апологетов «не их вялое красноречие, не их искреннюю и трогательную наивность или скучное описание христианской жизни и философии», но конкретные факты и имена.

В первой своей работе Тертуллиан говорит, что его оппоненты отдают посмертный суд в руки Миноса и Радаманта, отвергая более справедливого Аристида (Ad nat. I 19, 5). В «Апологетике» смертным противопоставляются уже боги (Apol., 11, 8 и 15-16). У Климента, как мы видели, Кир и Солон были противопоставлены Аполлону. 2. В сочинении «К язычникам» сказано: <…> не имеет значения облик, раз мы почитаем лишенные облика (deformia) изображения. Есть у вас боги с собачьей головой и львиной <…> (Ad nat. I 14, 4). В «Апологетике» появляется интересный образ богов-гибридов: <…> тотчас были должны поклониться двуобразному божеству (biforme numen) те, которые принимают помесей (commixtos) с собачьей и львиной головой <…> (Apol. 16, 13). Климент сопоставляет «полубогов» с «полуослами»: «Таковы у вас демоны и боги, и какие-то полубоги ('ημιθεοι), названные наподобие полукровок-мулов ('ημιονοι), ибо у вас нет недостатка в словах для составления кощунственных названий» (Protr. 2, 41, 4).

Отметим следы возможного влияния Климента на Тертуллиана, обнаруживающиеся в трактате «О душе». Тертуллиан пишет: «Глаза сов не знают солнца; орлы же выдерживают его сияние и судят о родовитости своих детей по бесстрашию их взора и не будут кормить как выродившегося птенца, который отвернется от солнечных лучей» (8, 4). Очень похожее сообщение находим к Климента: «<…> как подлинные ‘дети света’ поднимем глаза и воззрим на него, чтобы Господь не изобличил нас словно незаконных, - подобным образом солнце испытывает орлов» (Protr., 10, 92, 5).

Вероятно, «отрицательным» влиянием «Протрептика» можно объяснить исчезновение из «Апологетика» словосочетания «христианские мистерии (Christiana mysteria)» (Ad nat. I 7, 25). Если александрийская традиция, к которой принадлежал Климент, допускала сравнение в «педагогических» целях христианского богослужения с мистериями язычников (см., например: Protr. 12, 120, 1-2), то Тертуллиан был в этом вопросе был осторожнее. В сочинении «О прескрипции против еретиков» (40, 2) он противопоставляет христианские «божественные таинства (res sacramentorum diuinorum)» «идольским мистериям (idolorum mysteriis)».

О предчувствии истины философами в более раннем сочинении апологет сказал следующее: «некое дуновение истины (nonnullus <...> afflatus veritatis) поднимает их <философов> против богов» (Ad nat., I 10, 41). В соответствующем месте «Апологетика» (14, 7) уже ни о каком «дуновении» речи нет. Вероятно, Тертуллиан не перенес в свой второй труд эти слова, потому что счел их выражающими чуждую ему концепцию откровения. Внимание же к ним мог привлечь, например, такой пассаж из «Протрептика»: «Для познания Бога теми, кто способен хоть немного разглядеть истину, достаточно и этого, по вдохновению ('επιπνοια) Божьему записанного философами и отобранного нами» (Protr., 6, 72, 5).

Итак, в тертуллиановском «Апологетике» мы обнаруживаем следы как «положительного» (исправление своих «ошибок», использование понравившихся образов), так и «отрицательного» влияния «Протрептика»: Тертуллиан, не желая, очевидно, вступать в открытую полемику с авторитетным александрийским ученым, убирает из своего сочинения те слова, которые показались ему сближающими его позицию с позицией более терпимого к языческой культуре Климента.